БЕСЕДА НАТАЛЬИ ПОЛЕНОВОЙ С СИСЕРО АНТОНИО ФОНСЕКА ДЕ АЛМЕЙДА
МУЗЕЙ И ОБЩЕСТВО: В НЕРАЗРЫВНОМ ЕДИНСТВЕ (журнал “Музей” №1 за 2015 год)
Сисеро Антонио Фонсека де Алмейда (CíceroAntonioFonsecadeAlmeida, год рождения – 1962) – известный бразильский искусствовед и музейщик, в 2014 году – один из руководителей семинаров по музеологии в Школе Лувра. Отвечая на вопросы директора Музея-заповедника «Поленово», особое внимание он уделяет отношениям между музеями и обществом, роли музеев в современном мире и вводит термин «социальная музеология»
Господин Фонсека де Алмейда, Вы широко известны в музейном сообществе «по обе стороны океана». Но российские музейщики знают о Вас пока немного. Расскажите, пожалуйста, о себе.
Для меня музееведение – отдельная область знаний, культуры, причем из наиболее важных, хотя и сравнительно молодых, – она начала по-настоящему формироваться с 60‑х годов на основе развития и достижения социальных наук. Вообще музеи интересуют меня как социальный феномен, и меня привлекает именно сложность, многогранность этого феномена. В этой области я работаю уже более 30 лет.
Первое мое место работы – Музей Республики в Рио-де-Жанейро. В то время он был связан с государственным мемориальным фондом, который в 1990 г. был упразднен правительством, видимо, в целях экономии. После этого нам удалось воссоздать Бразильский институт культурного наследия (его предшественник был создан еще в 1936‑м!), где я продолжаю работать и сегодня. В середине 1980-ых в моем ведении находилось три десятка музеев Бразилии. Я отвечал главным образом за профессиональную подготовку музейных кадров. Затем я работал в Историческом музее, Музее изящных искусств, а ныне я директор Культурного центра в Рио-де-Жанейро, преподаватель музееведения в Федеральном университете и директор Культурного Центра при Федеральном Суде. Так что, как видите, работой я завален по уши, но я рад прилететь в Европу, чтобы поработать и с европейским студенчеством.
Вы знаете музейную обстановку в государствах с разным уровнем культурного развития и достатка. От чего, с Вашей точки зрения, зависит сегодня музейная политика государства?
Разумеется, лучше всего я знаю положение дел в Бразилии. Но и, конечно, знаком с ситуацией в Уругвае, Аргентине, из европейских стран – во Франции: я стажировался в французских архивах, а музееведение и «архивоведение» (в Бразилии есть такой термин) – родственные дисциплины. Неплохо знаю музейную обстановку в Канаде и Чили.
В Бразилии политика в области музееведения и культурного наследия сосредоточена в руках государства. Это прописано у нас в Конституции, где есть целый раздел об обязанностях государства перед культурой. Но что происходило на практике? Либерализация музейного дела с опорой на частную инициативу. В рамках этого политического курса в 1992 г. был принят закон «О стимулировании культуры», открывавший дорогу для реализации различных инициатив и культурных проектов. Государственное регулирование касалось предоставления налоговых льгот и преференций предприятиям и частным лицам, вносящим вклад в развитие культуры. Сумма их участия полностью вычиталась из налогов. Не десять, пятнадцать, двадцать процентов – все сто! Государство, осуществляя свои задачи, прописанные в Конституции, финансировало и организацию выставок. Поскольку большинство музеев и центров культуры в Бразилии являются государственными, то и инициатива о внедрении новой системы исходила от государства. При государственном музее могла создаваться, например, эффективная общественная ассоциация, призванная стимулировать его работу. Такое сочетание государственного руководства и частной инициативы позволило создать весьма действенную систему развития бразильской культуры.
Разумеется, в Бразилии есть и частные музеи. В процентном отношении их немного, они живут по своим законам, но все остальные музеи существуют и развиваются на основе закона «О стимулировании культуры».
Как я уже упоминал, в настоящее время я руковожу Культурным Центром в Федеральном Суде. У меня есть свой бюджет и достаточно денег, чтобы содержать здание центра, закупать нужное оборудование, даже установить бдительную систему видеонаблюдения. Но чтобы осуществить серьезный проект, например, организовать обширную выставку, я должен обращаться в Министерство культуры и ждать, пока оно найдет спонсора. Это довольно неповоротливая бюрократическая система, и мне нередко приходится самому искать партнерские организации для своих проектов. И они обязательно должны быть частными. Такова суть этой системы.
Наша цивилизация меняется на глазах благодаря технотронному развитию, а также смене культурной матрицы: с христианской на общегуманистическую. Сегодня не то, что было еще 10 лет назад, а конец ХХ века резко отличается от послевоенного времени. Есть ли какие-то закономерности в развитии музейного дела, связанные с цивилизационными изменениями?
Музейное дело трансформируется на глазах. Вообще феномен музеев напрямую связан с проблемой коллективной памяти, коллективной идентичности. В бразильских музеях появились точечные экспозиции, рассказывающие об индейцах, о потомках выходцев из Черной Африки, об эмигрантах из Европы. Благодаря музеям различные этнические и социальные группы публично представляют свою культуру, демонстрируют свою идентичность. Это, пожалуй, новое для музеев явление. Прежде, как правило, они просто демонстрировали культуру прошлого. После возвращения демократии у нас стало возможно бороться против социального неравенства, за равный доступ к культурным ценностям. Можно говорить о появлении «социального музееведения». Во Франции, например, сейчас также обращают особое внимание на небольшие провинциальные музеи, например, краеведческие. Их экспозиции дают представление о специфике и особенностях данного региона по сравнению с Парижем и другими мегаполисами, где национальная идентичность на глазах размывается из-за наплыва эмигрантов. В Бразилии музеи сосредотачиваются на резких социальных контрастах, существующих внутри больших городов, например, рассказывают о бедственном положении людей в фавелах, трущобах, об их повседневности.
Музейные экспозиции становятся все более общественно-ориентированными. Появилась возможность показать то, что прежде «стыдливо» замалчивалось, о чем говорить было не принято. Речь идет не только о поисках и утверждении собственной идентичности и большей свободе информации. Вопрос ставится шире. Например, в США существует немало музеев, показывающих развитие человека с точки зрения дарвиновской теории эволюции, а есть и такие, где Вселенная, жизнь и человечество считаются созданными Творцом. В них религиозная картина мира не сменилась эволюционной. В Париже есть музей при Институте арабского мира. В его экспозиции замечательно, неожиданно и глубоко показана цивилизаторская роль арабов и их культуры.
В Бразилии после падения диктатуры шла энергичная социальная борьба: люди отстаивали свои права, свое место под солнцем. И вот теперь решено создать специальный музей, посвященный истории этой борьбы. Современные бразильцы воспринимают музей еще и как место, позволяющее сохранить память обо всех заметных социальных течениях в государстве. Например, у нас есть Музей Сопротивления, размещающийся в здании бывшей тюрьмы, где содержались политзаключенные в 1960- 70‑е годы, годы диктатуры. Именно здесь сберегается память об этой эпохе, о легендарных узниках и героях. Для координации с правительством в Бразильском Институте музеев несколько лет назад был учрежден специальный координационный совет по «социальному музееведению» и образованию. Пока, кажется, нам удается сохранять баланс между государственной и музейной политикой. Разумеется, надо сохранять и развивать музеи, посвященные истории или искусству, но и новое «социальное музееведение» должно укрепляться и становиться фактом культуры.
До 2003 г. у нас в стране читался всего один курс музееведения, а сегодня – шестнадцать. Появились свои магистры и доктора музееведения. Молодежь особенно привлекает область «социального музееведения», видимо, наиболее полно отвечающее ее гражданскому темпераменту.
Конечно, есть и такие, кто относится к новой музеологии с недоверием: мол, это политика, а не музеология. Не могу с этим согласиться. По-моему именно музеи должны быть местом, где реализуется право на гражданскую память. У нас появилось новое поколение музейщиков, для которых это право – вещь очевидная. Так что в отношении будущего музейного дела в Бразилии я остаюсь оптимистом. Молодые музейщики политически являются сторонниками президента Лулы да Силва, инициатора новой культурной политики. При этом собственный бюджет Министерства культуры составляет крошечные 0,15% от государственного. Так что механизмы финансирования, о которых я рассказал выше, совершенно оправданы и необходимы. В значительной степени именно благодаря солидарным усилиям нашего сообщества программа культурной политики была первой, принятой правительством Лулы – всего через три месяца после его прихода к власти.
В свое время резкое культурное и классовое расслоение бразильского общества мешало демократизации музейного дела. Сегодня у нас сформирована новая студенческая среда. Каждый год сообщество студентов-музееведов в Бразилии встречается на своем национальном собрании – ENEMU. Музееведение из кастового и академического превращается в народное и живое.
Генеральная конференция ИКОМ, состоявшаяся в Рио-де-Жанейро в 2012 году, насколько она была полезна для Бразилии и для бразильских музейщиков? Не носила ли она скорее политический, чем культурный характер?
Причина, по которой ИКОМ решил провести свою Генеральную конференцию в Бразилии – поддержка наших демократических инициатив в музейном деле. Это важно для имиджа ИКОМ, закостеневшего в европоцентристской логике. Разумеется, и бразильское правительство рассматривало это событие как возможность выступить на международной арене. Любое международное событие – будь то Генеральная конференция ИКОМ или мировой футбольный чемпионат – повышает имидж Бразилии на мировой арене, в чем она весьма, конечно, нуждается. Тут интересы наших музейщиков и интересы политиков совпали к общему удовлетворению.
Впрочем, справедливости ради, надо сказать, что далеко не все сочувствуют государству в данном вопросе, считая, что прежде всего деньги надо тратить на социальные нужды.
Но музейное сообщество – это единое мировое культурное целое. И разрыв между европейским и латиноамериканским музееведением должен постоянно сокращаться! Культура государства – залог повышения его социального благополучия.
Расскажите, пожалуйста, о своих ближайших планах.
Я мечтал бы написать историю музееведения в Бразилии – от первых трактатов по естественной истории XVIII столетия, когда под влиянием идей португальского Просвещения у нас были открыты первые ученые кабинеты и музеи, вплоть до наших дней, когда музейное дело, благодаря поддержке государства, переживает подъем. Работа над этим исследованием идет полным ходом.
В течение долгого времени управление музеев в Бразилии было доверено политическим деятелям без всякого музейного образования или серьезного опыта музейной работы. Теперь такая практика постепенно сходит на нет. В соответствии с Указом по регулированию статуса музеев (октябрь, 2013), отныне будет использоваться система выборов директоров через открытый прием заявок. Этоочень серьезное наше культурно-административное завоевание.
Посещаемость музеев и культурных центров в Бразилии за последние годы значительно увеличилась. Надеюсь, в этом есть и моя заслуга.
Последний вопрос. Знакомы ли Вы с развитием музейного дела в России, хотите ли у нас побывать? Что конкретно Вас интересует – государственные музеи и галереи, музеи-дворцы, музеи-усадьбы или, может быть, маленькие частные провинциальные музеи, возникшие в последние 20 лет?
Когда я только начинал заниматься музееведением, мир был полон пережитками холодной войны, что вызывало довольно радикальную поляризацию в университетской среде (тогда в стране была военная диктатура). Кто не был левым, обязательно считался приверженцем капитализма. Искавших в марксизме инструмент для понимания исторического процесса, напротив, автоматом записывали в сталинисты. О советских музеях мы практически ничего не знали. Настоящим открытием стал для меня каталог музеев Ленинграда, который я приобрел на ярмарке подержанных книг в начале 1980-ых. Это была идеологически заостренная советская книга, где больше всего места уделялось Ленину и Революции… Разумеется, теперь я знаю, что во главе российских музеев всегда был Эрмитаж, с его колоссальной коллекцией произведений искусства, включающей почти все художественные стили и направления Востока и Запада.
Другая тема, которой я очень интересуюсь – русский художественный авангард. Я восхищаюсь, какой феноменальный рывок сделало ваше искусство в начале прошлого века! Но в целом больше всего мне интересен опыт создания новых музеев, независимо от их тематики. Тот эксперимент, который Вы упомянули, – появление за последние 20 лет маленьких провинциальных частных музеев – меня жгуче интересует.
Разговор вела Наталья Поленова