БЕСЕДА НАТАЛЬИ ПОЛЕНОВОЙ С ДИРЕКТОРОМ ГАЛЕРЕИ УОТТС ПЕРДИТОЙ ХАНТ

«Наше сотруд­ни­че­ство акту­аль­но и пло­до­твор­но…» (жур­нал “Музей”, 2013)

«…Было в нем что-то от Мике­лан­дже­ло, такое же страст­ное напря­же­ние обра­зов» – писал моло­дой рус­ский кри­тик Кор­ней Чуков­ский все­го через час (!) после кон­чи­ны бри­тан­ско­го худож­ни­ка, скуль­пто­ра, про­све­ти­те­ля Джор­джа Уот­са («Одес­ские ново­сти», 24 июня 1904).

И сего­дня, каж­дый, кто быва­ет в име­нии и гале­рее Уот­са Комп­тон (граф­ство Сур­рей, 55 кило­мет­ров от Лон­до­на) не может с этим не согла­сить­ся. Конеч­но, в таком срав­не­нии есть извест­ная доля пре­уве­ли­че­ния: воз­рож­ден­че­ский титан Мике­лан­дже­ло не име­ет себе рав­ных в экс­прес­сии и мощи сво­их творений.
И все же живо­пис­ный алле­го­ризм Джор­джа Уот­са заво­ра­жи­ва­ет и наших совре­мен­ни­ков, его полот­на навсе­гда посе­ля­ют­ся в созна­нии каж­до­го, кто их уви­дел, и перед ними сто­ял и мыслил…
Но уди­ви­тель­ное чув­ство оста­ет­ся от посе­ще­ния име­ния масте­ра не толь­ко из-за его уни­каль­ной гале­реи. Это твор­че­ское куль­тур­ное гнез­до, ансамбль, вклю­ча­ю­щий дом, музей, часов­ню, клад­би­ще и несрав­нен­ный ланд­шафт. И каж­дый рус­ский вспо­ми­на­ет здесь во мно­гом ана­ло­гич­ные куль­тур­ные ланд­шафт­ные памят­ни­ки в Абрам­це­ве и Поле­но­ве. Их вла­дель­цы, так же как Уотс, дела­ли всё что мог­ли для того, что­бы про­пи­тать жизнь – куль­ту­рой, куль­ту­ру – жизнью.
Вот поче­му кажет­ся столь логич­ной идея плот­но­го твор­че­ско­го сотруд­ни­че­ства Комп­то­на и Музея-усадь­­­бы Поле­но­во, закреп­лен­ная 25 апре­ля 2013 года Мемо­ран­ду­мом о сотрудничестве.
Гла­ву комп­то­нов­ско­го Музея интер­вью­и­ру­ет дирек­тор Поле­нов­ско­го музея-усадь­­­бы Ната­лья Поленова

НП: Ува­жа­е­мая гос­по­жа Хант! Твор­че­ство Джор­джа Уотт­са (1817 – 1904) дав­но и хоро­шо извест­но в России.
И хотя Уоттс и не может, пожа­луй, сопер­ни­чать в попу­ляр­но­сти со сво­и­ми совре­мен­ни­ка­ми – фран­цуз­ски­ми импрес­си­о­ни­ста­ми, в пан­теоне изоб­ра­зи­тель­но­го искус­ства у него свое проч­ное место. Менее изве­стен Музей Уотт­са, дирек­то­ром кото­рой Вы явля­е­тесь. Поэто­му, если не воз­ра­жа­е­те, я пред­ло­жи­ла бы Вам начать наш раз­го­вор имен­но с рас­ска­за о музее, о его кол­лек­ции и поме­стье, где он нахо­дит­ся. И, что самое глав­ное – о его сего­дняш­ней деятельности.

П.Х.: Музей Уотт­са был заду­ман как вопло­ще­ние в жизнь про­стой демо­кра­ти­че­ской цели: доступ к про­из­ве­де­ни­ям искус­ства дол­жен быть открыт для самой широ­кой пуб­ли­ки. Музей был осно­ван худож­ни­ком и скуль­пто­ром Джор­джем Фре­де­ри­ком Уотт­сом и его вто­рой женой Мэри Уоттс. Они не сомне­ва­лись, что искус­ство может пре­об­ра­зить людей, «оза­рить» их повсе­днев­ную жизнь. В Лон­доне, где они жили, их сосе­дом был худож­ник и скуль­птор лорд Фре­де­рик Лей­тон. Масте­ра часто совер­ша­ли «вылаз­ки» с моль­бер­та­ми в Ист-Сайд, квар­тал лон­дон­ской бед­но­ты, где дели­лись сво­им худо­же­ствен­ным опы­том со все­ми жела­ю­щи­ми. Со сво­ей сто­ро­ны, Мэри Уоттс обу­ча­ла моло­дых под­ма­сте­рьев искус­ству изго­тов­ле­ния кера­ми­че­ской посу­ды. Когда супру­ги постро­и­ли дом и мастер­скую в Комп­тоне, в граф­стве Сур­рей, что­бы иметь воз­мож­ность укрыть­ся здесь зимою от лон­дон­ских леген­дар­ных тума­нов, они так­же стре­ми­лись делить с сель­ча­на­ми свои худо­же­ствен­ные устрем­ле­ния. Мэри вела для них вечер­ние мастер­к­лас­сы, изго­тов­ляя кера­ми­че­скую посу­ду, для кото­рой исполь­зо­ва­лась гли­на из зале­жи, откры­той в саду поме­стья Лим­нер­с­лиз, где они жили. Уоттс вме­сте с супру­гой осно­вал гале­рею не толь­ко для того, что­бы выстав­лять там свои про­из­ве­де­ния; она слу­жи­ла ещё и жильем для уче­ни­ков гон­чар­ной мастер­ской, выстро­ен­ной вслед за сель­ской часов­ней. Оба эти зда­ния сохра­ни­лись до наших дней и явля­ют­ся ярким сви­де­тель­ством пред­став­ле­ний Уотт­сов о пра­виль­ном, гар­мо­нич­ном обра­зе жиз­ни, кото­рый они вели. В заме­ча­тель­ной в худо­же­ствен­ном отно­ше­нии часовне мож­но и в наши дни про­щать­ся с усоп­ши­ми и выра­жать собо­лез­но­ва­ния их близ­ким. Жизнь наше­го музей­но­го ком­плек­са не «заброн­зо­ве­ла», она и теперь схо­жа с тою, что была здесь при Уотт­сах. В кол­лек­ции Музея нахо­дят­ся не толь­ко порт­ре­ты вид­ных дея­те­лей Англии XIX века, но так­же пей­за­жи, алле­го­ри­че­ские сюже­ты, и мону­мен­таль­ные скульп­ту­ры, одним сло­вом – это раз­но­сто­рон­няя заме­ча­тель­ная кол­лек­ция. Жизнь и твор­че­ство Дж.Ф.Уоттса охва­ты­ва­ет весь пери­од прав­ле­ния коро­ле­вы Вик­то­рии и все жан­ры это­го пери­о­да: сим­во­лизм, соци­аль­ный реа­лизм, сюр­ре­а­лизм – парал­лель­но с пре­ра­фа­эли­та­ми. Все эти направ­ле­ния скла­ды­ва­ют­ся у нас в серьез­ную и инте­рес­ную экс­по­зи­цию. Разу­ме­ет­ся, не забы­та и твор­че­ская рабо­та с насе­ле­ни­ем: с помо­щью спе­ци­аль­ных про­грамм, школь­ных мастер­ских, мастер­к­лас­сов. Мы сотруд­ни­ча­ем и с теми, кто ока­зал­ся за пре­де­ла­ми обще­ства: заклю­чен­ны­ми, несо­вер­шен­но­лет­ни­ми пра­во­на­ру­ши­те­ля­ми, людь­ми, стра­да­ю­щи­ми пси­хи­че­ски­ми забо­ле­ва­ни­я­ми. Мы, так же как и когда-то Уоттс, предо­став­ля­ем им воз­мож­ность рабо­тать с гли­ной, любо­вать­ся музей­ной кол­лек­ци­ей, созда­вать соб­ствен­ные про­из­ве­де­ния искус­ства, а затем и выстав­лять их, а потом про­да­вать. Мы назы­ва­ем это широ­ко­мас­штаб­ным про­ек­том, кото­рый раз­ви­ва­ет в наши дни идеи Уотт­сов. У нас экс­по­ни­ру­ют­ся как про­из­ве­де­ния само­го Дж. Ф. Уотт­са, так и кера­ми­че­ская посу­да автор­ства Мэри Уоттс. А так­же выстав­ля­е­мые на про­да­жу фаян­со­вые изделия.

Н. П.: Рас­ска­жи­те, пожа­луй­ста, подроб­нее об уча­стии в этом про­ек­те заклю­чен­ных. Кому при­над­ле­жит эта идея? Как вы рабо­та­е­те сего­дня с теми, кто ока­зал­ся «по ту сто­ро­ну» социума?

П. Х.: Мы в нашем музее дви­га­ясь впе­ред, огля­ды­ва­ем­ся назад, вжи­ва­ем­ся в тра­ди­ции Уотт­сов. Про­шлое обо­га­ща­ет нашу рабо­ту. Сам Уоттс, когда отправ­лял­ся в квар­та­лы бед­но­ты лон­дон­ско­го Ист-Сай­­­да, брал с собой свои луч­шие про­из­ве­де­ния, в то вре­мя как дру­гие худож­ни­ки скеп­ти­че­ски отно­си­лись к его затеям.
Мэри зани­ма­лась в сво­их мастер­ских с моло­де­жью, часто необ­ра­зо­ван­ной и без­ра­бот­ной – обу­чая их уме­ни­ям и навы­кам, кото­рые мог­ли б при­го­дить­ся в жиз­ни. Заду­мы­ва­ясь об акту­аль­но­сти это­го в наши дни, мы обра­ти­ли вни­ма­ние на тех, кто ока­зал­ся за бор­том обще­ства: о заклю­чен­ных, о несо­вер­шен­но­лет­них пра­во­на­ру­ши­те­лях, исклю­чен­ных из школ, о мар­ги­на­лах, бом­жах. Мы нача­ли встре­чать­ся с ними и даже побы­ва­ли в жен­ской тюрь­ме, кото­рая рас­по­ло­же­на непо­да­ле­ку от музея. В нашем окру­ге име­ет­ся спе­ци­аль­ная служ­ба, зани­ма­ю­ща­я­ся их ресо­ци­а­ли­за­ци­ей и помо­га­ю­щая им вновь начать обу­чать­ся в шко­ле. Эта служ­ба ока­за­лась гото­ва сотруд­ни­чать с нами. Они ста­ра­ют­ся так же помочь моло­дым людям, стра­да­ю­щим пси­хи­че­ски­ми забо­ле­ва­ни­я­ми, депрес­си­ей. Это, разу­ме­ет­ся, очень важ­но – рабо­тать при посред­ни­че­стве подоб­ных учре­жде­ний, ведь невоз­мож­но ни с того ни с сего пред­ло­жить вдруг этой мар­ги­наль­ной моло­дё­жи занять­ся изго­тов­ле­ни­ем худо­же­ствен­ной кера­ми­ки. Мы рас­ска­зы­ва­ли им о нашей музей­ной кол­лек­ции, так насле­дие Уотт­са чудес­ным обра­зом ста­ло отправ­ной точ­кой для нашей дея­тель­но­сти. Мы рас­ска­зы­ва­ли им о сюже­тах его кар­тин, о его живо­пи­си и его твор­че­ском под­хо­де. Диа­лог с ними воз­ни­кал из их вос­при­я­тия идей и работ худож­ни­ка. Про­ник­шись ими, они уже начи­на­ли сами изго­тов­лять кера­ми­че­скую посу­ду или писать кар­ти­ны, тем самым как бы всту­пая в диа­лог с худож­ни­ком. Это еще одна важ­ная состав­ля­ю­щая наше­го про­ек­та – эти люди видят перед собой твор­че­ские миры худож­ни­ков, а не вра­чей, учи­те­лей или поли­цей­ских. И имен­но худож­ни­ки начи­на­ют сами слу­жить при­ме­ром для этих очень и очень раз­ных, с труд­ной судь­бой людей. И они вдруг сами начи­на­ют созда­вать худо­же­ствен­ные цен­но­сти, кра­си­вые вещи… Это и есть жизнь. Они на худож­ни­ков даже реа­ги­ру­ют ина­че: замкну­тые тут могут раз­го­во­рить­ся. Осо­бен­но жен­щи­ны. Напри­мер, в боль­шой жен­ской тюрь­ме они рас­ска­зы­ва­ли нам исто­рии сво­ей жиз­ни, о чем они, быть может, преж­де не гово­ри­ли. Бла­го­да­ря дра­ма­тич­ным кар­ти­нам Уотт­са, на кото­рых изоб­ра­же­ны стра­да­ния: само­убий­ство, бед­ность, голод, даже про­сти­ту­ция, – они суме­ли сами опи­сать то, что они испы­та­ли в жиз­ни. Неред­ко это были жен­щи­ны, став­шие жерт­ва­ми жесто­ко­го обра­ще­ния со сто­ро­ны мужей или род­ствен­ни­ков. Искус­ство помог­ло им рас­крыть­ся, рас­кре­по­стить­ся, стать ком­му­ни­ка­бель­ней и при­вет­ли­вей, осво­бо­дить­ся от стрес­са. А их про­из­ве­де­ния про­сто заме­ча­тель­ны! Вот уже шесть лет мы ведем подоб­ную дея­тель­ность бла­го­да­ря нашим спон­со­рам. Ско­ро выхо­дит из тюрь­мы заклю­чён­ная, отси­дев­шая дол­гий срок. Она про­дол­жа­ет зани­мать­ся искус­ством, мы помог­ли ей най­ти рабо­ту – так что жизнь про­дол­жа­ет­ся! Пусть мы помо­жем спа­сти одну, две или три жиз­ни, но ведь это уже важ­но, правда?

Н. П.: Вы несколь­ко раз упо­мя­ну­ли кол­лек­цию Джор­джа Уотт­са. Рас­ска­жи­те о про­ис­хож­де­нии этой кол­лек­ции, как сфор­ми­ро­ва­лась она?

П. Х.: Эту кол­лек­цию собрал сам Уоттс. Это вовсе не «непро­дан­ные остат­ки» его твор­че­ства, как ино­гда мож­но услы­шать: это про­из­ве­де­ния, кото­рые были слиш­ком доро­ги­ми для него лич­но, что­бы их про­да­вать, и кото­рые он хотел сбе­речь, сохра­нить. Речь идет все­го лишь о при­мер­но, 10% от все­го им создан­но­го, но это вер­ши­на его мастер­ства. Разу­ме­ет­ся, он пере­дал неко­то­рые из сво­их шедев­ров бри­тан­ским музе­ям, таким как Tate Britain (до 2000 г. носив­шая назва­ние Наци­о­наль­ной Гале­реи бри­тан­ской живо­пи­си) или Наци­о­наль­ной порт­рет­ной гале­реи в Лон­доне. Он пере­дал свои полот­на в дар эти музе­ям, пото­му что пола­гал, что худож­ник – это ещё и что-то вро­де «средств мас­со­вой инфор­ма­ции» сво­е­го вре­ме­ни, сви­де­тель сво­ей эпо­хи, её разом согля­да­тай и судия. Неда­ром мно­гие утвер­жда­ют, что в сво­их порт­ре­тах он пере­да­вал суть чело­ве­ка, что он изоб­ра­жал его дух, а не внеш­ность. В то вре­мя даже суще­ство­вал такой ост­ро­ум­ный афо­ризм: ты не можешь знать, кто ты, если Уоттс еще не напи­сал твой порт­рет (в смыс­ле, что ты не можешь знать прав­ду о себе самом). В Наци­о­наль­ной порт­рет­ной гале­рее и в Гале­рее Тэйт име­ет­ся весь­ма обшир­ное и зна­чи­тель­ное собра­ние про­из­ве­де­ний Уотт­са. Одна­ко то, что пред­став­ле­но у нас в Комп­тоне, в пол­ной мере отра­жа­ет всю эво­лю­цию его твор­че­ства. Мы видим здесь раз­лич­ные жан­ры, сти­ли, направ­ле­ния, кото­рые он сбли­жал друг с дру­гом – такие как сим­во­лизм и дви­же­ние «новая скульп­ту­ра», кото­рое он сам ини­ци­и­ро­вал, создав скульп­ту­ру ним­фы Кли­тии, а затем такие мону­мен­таль­ные вещи, как колос­саль­ная «Физи­че­ская энер­гия» или мемо­ри­аль­ная ста­туя Тен­ни­со­на. За ним после­до­ва­ли А. Гил­берт и дру­гие скуль­пто­ры. Он зани­мал­ся так­же пей­заж­ной живо­пи­сью. А в сво­их порт­ре­тах вер­нул это­му жан­ру воз­рож­ден­че­скую геро­и­че­скую заквас­ку. Бла­го­да­ря кол­лек­ции Уотт­са мы можем про­сле­дить, как эво­лю­ци­о­ни­ро­ва­ла его твор­че­ская мане­ра. Кар­ти­ны, напи­сан­ные им под конец жиз­ни, – напри­мер, «Сея­тель миров» (1902) – это уже совер­шен­но совре­мен­ный стиль (в дан­ном слу­чае – близ­кий уже к абстрак­ци­о­низ­му!). Это отно­сит­ся и к круп­ным алле­го­ри­че­ским полот­нам – неко­то­рые из них были поме­ще­ны на сво­ды купо­ла лон­дон­ско­го кафед­раль­но­го собо­ра Св. Пав­ла. В сво­их полот­нах он хотел мыс­лить уни­вер­саль­но – о жиз­ни, про­грес­се, вре­ме­ни и люб­ви. Поэто­му кар­ти­ны нашей экс­по­зи­ции в Комп­тоне не остав­ля­ют нико­го равнодушными.

Н. П.: Кста­ти о посе­ти­те­лях Музея Уотт­са: при­хо­дят ли они сюда само­сто­я­тель­но, как люби­те­ли и поклон­ни­ки искус­ства, или же вы при­ни­ма­е­те, в основ­ном, орга­ни­зо­ван­ные груп­пы, как мы в России?

П. Х.: Наш основ­ной кон­тин­гент – это сту­ден­ты, искус­ство­ве­ды, или же те энту­зи­а­сты, кто про­сто любят и ценят про­вин­ци­аль­ные музеи или выстав­ки. В нашем музее мы еже­год­но орга­ни­зу­ем по мень­шей мере три круп­ных выстав­ки и еще несколь­ко неболь­ших. Это при­вле­ка­ет людей, кото­рые хоте­ли бы открыть для себя мало­из­вест­но­го худож­ни­ка или тече­ние XIX века. Мно­гие, побы­вав одна­жды, при­ез­жа­ют еще. Разу­ме­ет­ся, нас посе­ща­ют не толь­ко сооте­че­ствен­ни­ки, но и «палом­ни­ки» из дру­гих стран. Они вооб­ще часто при­хо­дят в музеи вик­то­ри­ан­ской эпо­хи, кото­рые орга­нич­но впи­сы­ва­ют­ся в типич­ный англий­ский пей­заж. Наш музей нахо­дит­ся в деревне, в лож­бине хол­ма, где про­хо­дит чрез­вы­чай­но важ­ный и леген­дар­ный путь, кото­рым в свое вре­мя палом­ни­ки шли в Кен­тер­бе­ри. Дру­гой извест­ный пеше­ход­ный марш­рут назы­ва­ет­ся North Downs Way. Здесь очень кра­си­вое место, и оно при­вле­ка­ет дру­гих посе­ти­те­лей – пеших тури­стов или вело­си­пе­ди­стов, кото­рые любят не толь­ко чай с биск­ви­та­ми, но и боль­шое искус­ство. А ещё мы при­ни­ма­ем мно­го орга­ни­зо­ван­ных групп: это чле­ны обществ люби­те­лей искус­ства. Есть обще­на­ци­о­наль­ные ассо­ци­а­ции, чле­ны кото­рых посе­ща­ют самые раз­лич­ные музеи, а так­же груп­пы пен­си­о­не­ров, кото­рым все­гда инте­рес­но открыть для себя что-то новое, – они коле­сят по всей стране на боль­ших меж­ду­го­род­ных авто­бу­сах, про­во­дят здесь какое-то вре­мя, осмат­ри­ва­ют часов­ню и гале­рею, сидят за чаш­кой чая или захо­дят в наш мага­зин. А ско­ро, как мы наде­ем­ся, они смо­гут посе­тить дом и мастер­скую Уотт­са, кото­рые нахо­дят­ся виза­ви Музея.

Н. П.: Как все они узнаю́́т о суще­ство­ва­нии Музея? Или имя Джор­джа Уотт­са ста­ло столь же зна­ко­вым, как Уилья­ма Морриса?

П. Х.: Пока ещё нет. Такие гиган­ты XIX века, как Уильям Мор­рис, Де Мор­ган, Дж. Мил­ле, Берн-Джонс – сей­час в боль­шей сла­ве. Но в свое вре­мя Уоттс счи­тал­ся луч­шим из совре­мен­ни­ков, был по-насто­я­­ще­­му зна­ме­нит. Его твор­че­ство, его про­из­ве­де­ния не назо­вешь лег­ки­ми, кра­си­вы­ми, ком­мер­че­ски­ми, они несут в себе серьез­ный и слож­ный смысл. После вик­то­ри­ан­ской эпо­хи были целые поко­ле­ния, кото­рые над ней насме­ха­лись, «постра­дал» тогда и Уоттс. Он казал­ся слиш­ком высо­ко­пар­ным. Так что музей при­шел в запу­сте­ние, о нем никто не забо­тил­ся. Когда люди при­хо­ди­ли сюда и виде­ли эти огром­ные, глу­бо­ко­мыс­лен­ные полот­на, то порой гово­ри­ли: хоро­шень­кое дело, да этот тип был про­сто ненор­маль­ный. А все пото­му, что Уотт­са не рас­смат­ри­ва­ли в пра­виль­ном куль­тур­ном кон­тек­сте. Музей не экс­по­ни­ро­вал его кар­тин долж­ным обра­зом, они были в пло­хом состо­я­нии и их невер­но (а порой и глум­ли­во!) интер­пре­ти­ро­ва­ли. Мне кажет­ся, что теперь мы можем отно­сить­ся к вик­то­ри­ан­ской эпо­хе более адек­ват­но. Ее цен­но­сти и идеи воз­вра­ща­ют­ся. Напри­мер, недав­но обсуж­дал­ся про­ект борь­бы с бед­но­стью, кото­рый назы­ва­ет­ся «Вели­кое Обще­ство». Это – чисто вик­то­ри­ан­ская идея. Здесь речь идет о филан­тро­пи­че­ских цен­но­стях, мы начи­на­ем гово­рить в этих тер­ми­нах, вот, я пола­гаю, что и Уоттс, и куль­тур­ная эпо­ха его воз­вра­ща­ет­ся на свое место.

Н. П.: Вы гово­ри­ли, что пуб­ли­ка виде­ла, в основ­ном, мрач­ную сто­ро­ну твор­че­ства Уоттса…

П. Х.: Да, мрач­ная, тем­ная сто­ро­на… но было и нечто иное. Уоттс не уни­что­жил свои неудач­ные рабо­ты, он сохра­нял про­из­ве­де­ния, кото­рые были неиде­аль­ны, не закон­че­ны, не слиш­ком пёк­ся о сво­ей твор­че­ской репу­та­ции. Прав­да, есть у него кар­ти­ны мало­удач­ные, но те из них, кото­рые дей­стви­тель­но хоро­ши – как, напри­мер «Надеж­да» из наше­го собра­ния, или же те, кото­рые мож­но уви­деть в Наци­о­наль­ной порт­рет­ной гале­рее или в Тэйт – это выда­ю­щи­е­ся про­из­ве­де­ния, шедев­ры. А есть еще рабо­ты в част­ных кол­лек­ци­ях… Он пер­во­класс­ный художник.

Н. П.: Сколь­ко посе­ти­те­лей при­хо­дит в Музей Уотт­са в сред­нем в год?

П. Х.: Мы про­ве­ли иссле­до­ва­ние, кото­рое пока­за­ло, что око­ло тре­ти посе­ти­те­лей, более или менее 30%, при­хо­дит два-четы­­­ре раза в год, еще 30% – более четы­рех раз в год, и еще 30% – раз в год. В тече­ние пер­во­го года после рекон­струк­ции музея их было 40 000, а в этом году – 35 000 человек.

Н. П.: В музее есть соб­ствен­ный иссле­до­ва­тель­ский центр?

П. Х.: Очень важ­ный вопрос. Нашей посто­ян­ной целью явля­ет­ся изу­че­ние и попу­ля­ри­за­ция насле­дия, идей и мето­дов Уотт­са. Вско­ре мы наде­ем­ся начать состав­ле­ние анно­ти­ро­ван­но­го ката­ло­га его про­из­ве­де­ний. Нам повез­ло в том отно­ше­нии, что в нашем рас­по­ря­же­нии есть архи­вы, где хра­нят­ся пись­ма, фото­гра­фии, кни­ги и тет­ра­ди запи­сей его жены Мэри – уни­каль­ное сви­де­тель­ство сво­е­го вре­ме­ни. Нам были пере­да­ны в дар так­же 4500 фото­гра­фий вик­то­ри­ан­ской эпо­хи: это кол­лек­ция Роба Дикин­са, неза­ме­ни­мая вещь для иссле­до­ва­те­лей, кото­рые изу­ча­ют этот пери­од. Один спе­ци­а­лист пере­дал нам кол­лек­цию ката­ло­гов, пуб­ли­ка­ций и худо­же­ствен­ных изда­ний XIX века, важ­ное под­спо­рье для тех, кто зани­ма­ет­ся этим вре­ме­нем. Несколь­ко чело­век каж­дую неде­лю при­хо­дят к нам рабо­тать с эти­ми мате­ри­а­ла­ми. Мы нача­ли состав­лять алфа­вит­ный интер­­нет-ката­­лог всех худож­ни­ков, пред­став­лен­ных в наших архи­вах. Ана­ло­гич­ным обра­зом будут ката­ло­ги­зи­ро­ва­ны фото­гра­фии, кни­ги, пись­ма наше­го музей­но­го Фон­да. Нашу кол­лек­цию мож­но уви­деть онлайн, в сво­бод­ном доступе.
Мы учре­ди­ли спе­ци­аль­ную долж­ность «млад­ше­го асси­стен­та», сво­е­го рода уче­­ни­ка-ста­­же­­ра. Это двух­лет­няя ста­жи­ров­ка для тех, кто изу­ча­ет музее­ве­де­ние или искус­ство­ве­де­ние. В Комп­тоне у них есть реаль­ная воз­мож­ность «при­кос­нуть­ся» к экс­по­на­там: они учат­ся орга­ни­зо­вы­вать и мон­ти­ро­вать выстав­ки, а так­же про­фес­сии хра­ни­те­ля, доку­мен­та­ли­ста, иссле­до­ва­те­ля, интер­пре­та­то­ра, и каж­дая из них – как пра­ви­ло, это девуш­ки – после этой ста­жи­ров­ки в Комп­тоне име­ет воз­мож­ность най­ти инте­рес­ную рабо­ту. Идея обу­че­ния нахо­дит­ся в цен­тре все­го, чем мы тут зани­ма­ем­ся. Имен­но так пред­став­ля­ли себе это место и сами Уоттсы.

Н. П.: Зани­ма­ют­ся ли ваши экс­кур­со­во­ды иссле­до­ва­тель­ской дея­тель­но­стью? Или суще­ству­ют разграничения?

П. Х.: Есть и те, кто зани­ма­ет­ся толь­ко нау­кой. У нас есть архи­вист. Я уже гово­ри­ла о долж­но­сти млад­ше­го хра­ни­те­ля музея. С кол­лек­ци­ей рабо­та­ют все, это очень важ­но. Кол­лек­ция Уотт­са – это глав­ное, серд­це­ви­на музея, ее надо знать, мы для это­го здесь и тру­дим­ся. Каж­дую неде­лю, после обще­го собра­ния хра­ни­тель рас­ска­зы­ва­ет нам об опре­де­лен­ной кар­тине или выстав­ке. Музей­ная экс­по­зи­ция – отправ­ная точ­ка нашей дея­тель­но­сти, суть про­фес­сии. Все работ­ни­ки музея обя­за­ны обла­дать мини­му­мом зна­ний, что­бы уметь рас­ска­зать об экс­по­зи­ции и отве­чать на вопро­сы. Во вре­мя послед­ней выстав­ки я попро­си­ла хра­ни­те­ля пере­чис­лить десять аргу­мен­тов, поче­му сле­ду­ет посе­тить эту выстав­ку. И каж­дый сотруд­ник дол­жен их пом­нить и при слу­чае убе­дить дру­га или род­ствен­ни­ка обя­за­тель­но на этой выстав­ке побы­вать. И я не хочу тут слы­шать ника­ких отго­во­рок. Мы каж­дый год про­во­дим четы­ре сове­ща­ния с волон­те­ра­ми, так что каж­дые три меся­ца всем предо­став­ля­ет­ся слу­чай чему-то важ­но­му научить­ся. И волон­те­ры это любят, пото­му что они вооб­ще любят учить­ся. На про­шлой неде­ле мы реши­ли спе­ци­аль­но выде­лить для них два дня, что­бы они мог­ли озна­ко­мить­ся с новой выстав­кой, так сюда 40 чело­век при­шло, толь­ко что­бы научить­ся инте­рес­но рас­ска­зы­вать об этой выстав­ке. Полу­чи­лась насто­я­щая учеб­ная ста­жи­ров­ка. И я это­му очень рада.

Н. П.: Рас­ска­жи­те нам, пожа­луй­ста, об исто­рии нахо­дя­ще­го­ся рядом с музе­ем поме­стья Лим­нер­с­лиз. Но самое глав­ное, как вам уда­лось недав­но при­об­ре­сти сам дом и поме­стье, где про­те­ка­ла повсе­днев­ная жизнь семьи Уоттсов?

П. Х.: Поме­стье Лим­нер­с­лиз Джордж и Мэри Уоттс постро­и­ли в 1891 году. Про­ек­ти­ро­вал его архи­тек­тор Эрнест Джордж. Уотт­сы даже взя­ли на это кре­дит… стран­но, как исто­рия это­го места повто­ря­ет­ся. Сама Мэри при­ни­ма­ла уча­стие в отдел­ке инте­рье­ров. Супру­ги, как пра­ви­ло, про­во­ди­ли здесь осень, и захва­ты­ва­ю­ще инте­рес­но наблю­дать, как во всех кар­ти­нах, напи­сан­ных Джор­джем Уотт­сом в Лим­нер­с­ли­зе в тече­ние 12–13 послед­них лет его жиз­ни, при­сут­ству­ют золо­ти­стые цве­та и оттен­ки осе­ни. Это вид­но на таких, напри­мер, полот­нах, как «Про­гресс» или «Могут ли ожить кости сии?» Для супру­гов Уоттс это было счаст­ли­вое вре­мя. Джордж мно­го ездил вер­хом, играл в кри­кет. К ним при­ез­жа­ли пого­стить извест­ные люди – такие, как Глад­стон, Джордж Мере­дит, Джо­зе­фин Бат­лер, чрез­вы­чай­но вли­я­тель­ная жен­щи­на той эпо­хи. Когда в 1904 г. Уоттс умер, Мэри оста­лась жить в поме­стье. Она про­да­ла дом в Лон­доне и жила в Лим­нер­с­ли­зе до 1938 г., то есть до самой сво­ей кон­чи­ны. При­ем­ная дочь Уотт­са Лили­ан так­же жила здесь со сво­и­ми детьми. После смер­ти Мэри, семья предо­ста­ви­ла дом для про­ве­де­ния кур­сов гон­чар­но­го дела, а во вре­мя вой­ны это зда­ние было про­дук­тив­но исполь­зо­ва­но для воен­ных нужд. После вой­ны дом был про­дан и раз­де­лен, после­до­ва­ла пере­пла­ни­ров­ка и устро­е­ны новые инте­рье­ры. Уди­ви­тель­но, но когда я при­е­ха­ла в Музей Уотт­са в 2004 году, никто не гово­рил о Лим­нер­с­ли­зе, никто даже не упо­ми­нал его – это было част­ное вла­де­ние, скры­тое, недо­ступ­ное, никто не знал, чьё оно и что там внут­ри. Глав­ной целью тогда для нас было спа­се­ние гале­реи, так как в этот момент мы рис­ко­ва­ли ее поте­рять навсе­гда. И вот в один пре­крас­ный день нам, нако­нец, раз­ре­ши­ли побы­вать в мастер­ской. Мы про­шли по узень­кой дорож­ке, устро­ен­ной еще Уотт­сом, и, пом­ню, надо было бук­валь­но про­ди­рать­ся сквозь дре­вес­ную чащу, что­бы дой­ти до мастер­ской. Но это было про­сто потря­са­ю­ще – уви­деть ее и осо­знать все воз­мож­но­сти это­го места. Оба край­ние фли­ге­ля дома были куп­ле­ны одним архи­тек­то­ром, кото­рый уже начал рабо­ты по вос­ста­нов­ле­нию ори­ги­наль­ных инте­рье­ров. Он захо­дил к нам в гале­рею, что­бы пора­бо­тать в архи­вах. И вдруг вла­де­лец мастер­ской позво­нил нам и ска­зал, что он решил её про­дать, и не хотим ли мы купить. Тогда было в самом раз­га­ре дело спа­се­ния самой гале­реи, так что это нам было про­сто не по силам! Но, с дру­гой сто­ро­ны, надо было най­ти жилье для хра­ни­те­ля, раз­ме­стить кол­лек­цию и обо­ру­до­вать рабо­чие каби­не­ты. Тогда вла­де­лец согла­сил­ся закре­пить за нами эти поме­ще­ния на два года, что­бы дать нам вре­мя собрать день­ги. Так что мы смог­ли вой­ти в дом и мастер­ские и пред­ста­ви­ли себе, как мож­но будет вер­нуть к куль­тур­ной жиз­ни всю исто­рию Уотт­сов, вос­ста­но­вить их поме­стье… Это был уни­каль­ный, един­ствен­ный слу­чай объ­еди­нить мастер­ские и гале­рею в еди­ный музей­­­но-уса­­деб­­ный ком­плекс и при­об­ре­сти их. Но у нас не было денег. К сча­стью, нам при­шла в голо­ву идея най­ти людей, кото­рые были гото­вы предо­ста­вить нам заем.

Н. П.: Вы объ­яви­ли наци­о­наль­ную подписку?

П. Х.: Нет, это было поз­же. А в тот момент у нас не было вре­ме­ни, надо было купить дом как мож­но быст­рее. Мы нашли четы­рех людей (в том чис­ле Кир­сти Ансон), кото­рые весь­ма любез­но дали нам ссу­ду на два года, чтоб мы мог­ли успеть объ­явить наци­о­наль­ную под­пис­ку, най­ти день­ги и все спа­сти. Надо было дей­ство­вать шаг за шагом, начи­ная с мастер­ской. Мы пода­ли заяв­ку в фонд «Heritage Lottery Fund», и, в кон­це кон­цов они согла­си­лись выде­лить нам опре­де­лен­ную сум­му. Сов­мест­но с ними была раз­ра­бо­та­на про­грам­ма дей­ствий, и мы отпра­ви­лись про­сить денег так­же в дру­гие фон­ды. Теперь мы наде­ем­ся суметь все закон­чить и открыть мастер­скую к весне 2015 года!..
Кро­ме того, надо было зара­ба­ты­вать день­ги, что­бы выпла­чи­вать по зай­мам. К сча­стью, бла­го­да­ря этим зай­мам нам уже уда­лось купить дом и мастер­ские, кото­рые уже откры­ты для пуб­ли­ки, и цен­траль­ная часть дома тоже. Мы реши­ли пока сда­вать их в наем, что­бы иметь воз­мож­ность выпла­чи­вать по зай­мам и занять­ся домом. Но у нас уже столь­ко заявок на посе­ще­ния, уже зара­нее запи­сы­ва­ют­ся целые груп­пы, кото­рые хотят к нам при­е­хать! Начи­ная с апре­ля, мы соби­ра­ем­ся откры­вать дом для посе­ще­ний три раза в неделю.

Н. П.: Преж­ние оби­та­те­ли мемо­ри­аль­но­го дома поки­ну­ли его и увез­ли всё с собой? Он теперь внут­ри пустой, да?

П. Х.: Нет, не пустой. Бла­го­да­ря тем сред­ствам, кото­рые мы суме­ли собрать, мы при­об­ре­ли у преж­них жиль­цов несколь­ко еди­ниц ста­рой мебе­ли. Бла­го­да­ря ещё и пожерт­во­ва­ни­ям, мы суме­ли вос­со­здать в инте­рье­ре досто­вер­ную «худо­же­ствен­ную атмо­сфе­ру» вре­мён Уоттсов.

Н. П.: Дух и куль­ту­ра это­го места неожи­дан­но и чудес­но напо­ми­на­ет дух рус­ских музеев-усадьб Абрам­це­во и Поле­но­во. Это очаг куль­ту­ры, пред­на­зна­чен­ный для эсте­ти­че­ских впе­чат­ле­ний и рас­про­стра­не­ния твор­че­ских зна­ний. А ещё – для пере­да­чи куль­тур­ной эста­фе­ты буду­щим поколениям.

П. Х.: Дей­стви­тель­но, побы­вав в Поле­но­ве, я была пора­же­на сход­ством меж­ду эти­ми исто­ри­че­ски­ми места­ми. У Васи­лия Поле­но­ва было свое ви́дение того, как долж­но быть устро­е­но чело­ве­че­ское сооб­ще­ство, и это ви́дение очень близ­ко идее Уотт­са. Это идея народ­но­го уча­стия в твор­че­стве, идея спла­ва кра­со­ты, при­ро­ды и кре­а­тив­но­сти. Но и функ­ци­о­наль­ный аспект очень важен. Это – ваша конюш­ня, мастер­ские – у вас есть зда­ния, кото­рые выпол­ня­ют опре­де­лен­ные функ­ции. В Комп­тоне, напри­мер, ремес­лен­ные гон­чар­ные изде­лия вполне функ­ци­о­наль­ны, то же и руч­ной труд. Но в этом при­сут­ству­ет свой эсте­ти­че­ский, и миро­воз­зрен­че­ский аспект…

Н. П.: Воз­мож­но ли по-Ваше­­му тес­ное и пло­до­твор­ное сотруд­ни­че­ство меж­ду Музе­ем Уотт­са и музе­я­­ми-усадь­­­ба­­ми Поле­но­во и Абрам­це­во, и если да, то какие фор­мы оно мог­ло бы принять?

П. Х.: Мы пока толь­ко откры­ва­ем друг дру­га. Веро­ят­но, вы стре­ми­тесь к тому, что­бы вас узна­ло как мож­но боль­ше людей, что­бы ваш музей ста­но­вил­ся всё попу­ляр­ней. А мы хотим добить­ся воз­рож­де­ния при­зна­ния Уотт­са как выда­ю­ще­го­ся бри­тан­ско­го худож­ни­ка, попу­ля­ри­за­ции его твор­че­ско­го насле­дия. По сути наши цели схо­жи. Комп­тон толь­ко начи­на­ет свою сов­мест­ную дея­тель­ность с музе­ем-усадь­­­бой Поле­но­во. И я наде­юсь на её пло­до­твор­ность и вза­им­ную куль­тур­ную выго­ду. Во-вто­рых, я думаю, что у вас есть спон­со­ры, волон­те­ры и энту­зи­а­сты, кото­рые будут рады уви­деть наши места и убе­дить­ся в сход­стве меж­ду ними. В свою оче­редь мы хоте­ли бы, что­бы наши спон­со­ры побы­ва­ли в Поле­но­ве (Кир­сти Ансон уже нача­ла орга­ни­зо­вы­вать эти поезд­ки) и сво­и­ми гла­за­ми уви­де­ли, что в раз­ных стра­нах неко­то­рые куль­тур­ные про­цес­сы про­те­ка­ют син­хрон­но. В‑третьих, вза­им­ная попу­ля­ри­за­ция твор­че­ско­го насле­дия. Мы уже рабо­та­ем над орга­ни­за­ци­ей в Лон­доне выстав­ки, посвя­щен­ной Елене Дмит­ри­евне Поле­но­вой (сест­ре В.Д.Поленова) и Мэри Уоттс – что­бы через исто­рию жен­щин, кото­рые не были даже зна­ко­мы друг с дру­гом, про­ил­лю­стри­ро­вать вли­я­ние худо­же­ствен­но­го дви­же­ния «Искус­ства и Ремёс­ла» (Arts & Crafts) на твор­че­скую жизнь Англии и Рос­сии в одну и ту же эпоху…
То есть в этой нашей новой друж­бе я вижу воз­мож­ность куль­тур­но­го сотруд­ни­че­ства само­го широ­ко­го профиля.

Н. П.: В XXI сто­ле­тии тра­ди­ци­он­ная куль­ту­ра стал­ки­ва­ет­ся с новы­ми вызо­ва­ми и про­бле­ма­ми. Каким в этом аспек­те вам видит­ся буду­щее Музея Уотт­са в Комп­тоне и вооб­ще всех неболь­ших реги­о­наль­ных музеев?

П. Х.: В нынеш­нем гло­ба­ли­зо­ван­ном, вир­ту­аль­ном мире без гра­ниц все чаще воз­ни­ка­ет потреб­ность в под­лин­но­сти, аутен­тич­но­сти, в суще­ство­ва­нии в тра­ди­ци­он­ном и эсте­ти­че­ском свое­обыч­ном про­стран­стве. Это не ресто­ра­ны Мак­до­нальдс и не оте­ли Хил­тон: это места, не похо­жие друг на дру­га как близ­не­цы, они инди­ви­ду­аль­ны, уни­каль­ны без ново­де­ла. Палом­ни­ки и тури­сты ищут у нас пере­жи­ва­ний, кото­рые они не могут най­ти в дру­гом месте. Есть те, кто хочет экс­т­ри­ма – достичь полю­са, перей­ти Аль­пы, пере­сечь на лод­ке оке­ан. А есть, кто хочет про­сто и покоя: Поле­но­во и Комп­тон – как раз такие вот уни­каль­ные места. Пото­­му-то столь важ­но сбе­речь их атмо­сфе­ру. А един­ствен­ный спо­соб это­го добить­ся – попы­тать­ся вер­нуть к жиз­ни то виде­ние, кото­рое лег­ло в осно­ву воз­ник­но­ве­ния дан­но­го места. И если это уда­ёт­ся, то мы у цели.

Н. П.: Вы толь­ко что упо­мя­ну­ли люби­те­лей экс­т­ри­ма… Рас­ска­жи­те, пожа­луй­ста, о ваших соб­ствен­ных пере­жи­ва­ни­ях, когда вы сами совер­ши­ли мно­го­ки­ло­мет­ро­вый заплыв. Ведь это же про­сто насто­я­щий подвиг!

П. Х.: Это был ника­кой не подвиг, уж ско­рей акт отча­я­ния. Я люб­лю пла­вать, а меж­ду Комп­то­ном и ост­ро­вом Уайт (у Уотт­са здесь был дом, и я сама живу на этом ост­ро­ве) суще­ству­ют весь­ма дав­ние и проч­ные свя­зи. Я глу­бо­ко верю, что когда ты ищешь сред­ства на бла­гое дело, нуж­но запа­стись верой и тер­пе­ни­ем – и очень мно­го и упор­но рабо­тать. Заплыв – это был спо­соб вне­сти соб­ствен­ный вклад во всю эту затею со сбо­ром средств. Я не мог­ла выпи­сать чек на круг­лень­кую сум­му, но я мог­ла устро­ить заплыв, и это был мой лич­ный вклад.

Н. П.: Что это было – сорев­но­ва­ние? Что­бы при­влечь вни­ма­ние к Музею Уоттса?
П. Х.: Нет. Я совер­ши­ла заплыв в неболь­шом про­ли­ве меж­ду югом Англии и ост­ро­вом Уайт, он назы­ва­ет­ся Солент. Надо было при­влечь вни­ма­ние людей к наше­му про­ек­ту – нефор­маль­ное мас­со­вое финан­си­ро­ва­ние воз­мож­но, ско­рее, там, где есть место ори­ги­наль­ным реше­ни­ям. Я уди­ви­лась, когда мы вме­сте с Хелен, одной из меце­на­ток Лим­нер­с­ли­за собра­ли на наш заплыв столь­ко наро­ду. Конеч­но, никто не заклю­чал ника­ких пари. Нет, все было по прин­ци­пу «сколь­ко кто может, столь­ко и дает».
Я про­плы­ла 5 км. Нас сопро­вож­да­ли лод­ки и бай­дар­ки. Вооб­­ще-то через этот про­лив про­хо­дят мно­го­чис­лен­ные марш­ру­ты круп­ных пас­са­жир­ских и гру­зо­вых судов. Их надо было осте­ре­гать­ся. Но зато в общем ито­ге мы собра­ли 15000 фун­тов стерлингов.

Н. П.: Руки чешут­ся и у нас сде­лать что-то подоб­ное: напри­мер, заплыв от Поле­но­ва до Бёхов­ско­го хол­ма. Прав­да, не уве­ре­на, при­не­сет ли это доход поле­нов­ско­му музею…

Спа­си­бо, гос­по­жа Хант за инте­рес­ней­ший и живой разговор.

Лон­дон, фев­раль 2013